Казалось, что Райк На Сеем проник в мысли альбиноса.

– Сын мой – ведь ты друг моего сына, а значит, и мой сын, – сказал Райк На Сеем с теплотой, свойственной его народу. – Мы знаем, что ты нам не враг и что ты пришел сюда не из желания похитить то, что принадлежит нам. Мы знаем также, что у тебя не было намерения взять у нас какое-либо сокровище, хранителями которого мы являемся. Узнай, Элрик из Мелнибонэ: если Алнак Креб сможет спасти нашу Священную Деву, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы навести тебя на дорогу к Крепости Жемчужины. Вот только если Варадия, проснувшись, скажет, что мы не должны этого делать, мы воздержимся от помощи тебе.

– Ты не мог дать обещания благороднее, – с признательностью сказал Элрик. – А я тем временем обещаю тебе охранять твою дочь от всех тех, кто желает ей зла. Я буду сторожить Варадию, пока Алнак не вернет ее тебе.

Алнак отошел в сторону от Элрика и Райка На Сеема и, остановившись у кромки света от факела, погрузился в размышления. Его белый плащ в лучах Кровавой луны приобрел темно-розовый оттенок. Он отстегнул от пояса свой жезл с крючком и теперь держал его двумя руками. Он смотрел на него и говорил с ним так, как Элрик мог говорить со своим рунным мечом.

Наконец похититель снов повернулся к ним, лицо у него было очень серьезно.

– Я сделаю все, что в моих силах, – сказал он. – Я воспользуюсь всем, что у меня есть, всем, чему меня учили. Но Должен тебя предупредить, что в моем характере есть слабости, которые я пока не сумел преодолеть. Я могу с ними совладать, если меня вызывают работать с ночными кошмарами старого купца или любовными грезами юноши. Но то, что я вижу здесь, может оказаться сильнее любого похитителя снов, даже самого опытного. Частичного успеха здесь быть не может. Я либо добьюсь успеха, либо потерплю неудачу. Я готов попробовать, потому что таковы обстоятельства, потому что мы – старые друзья, потому что я ненавижу все, что символизируют собой наемники-колдуны.

– На большее я и не смел надеяться, – торжественно сказал Райк На Сеем. Речь Алнака произвела на него впечатление.

– Если тебя ждет успех, ты вернешь душу девочки в тот мир, к которому она и принадлежит, – сказал Элрик. – Но что ты потеряешь, если тебя ждет неудача?

Алнак пожал плечами.

– Ничего особо ценного.

Элрик внимательно взглянул в лицо своего нового друга и понял, что тот лжет. Но еще он увидел, что Алнак больше не хочет слышать вопросов об этом.

– Я должен отдохнуть, – сказал Алнак. – И поесть. – Он завернулся в полы своего плаща. Его темные глаза смотрели на Элрика с таким выражением, будто он изнемогал от желания поделиться с ним тайной, раскрывать которую запрещало его сердце. Потом он внезапно отвернулся и рассмеялся. – Если Варадия в результате моих трудов проснется и если она знает о месте нахождения твоей страшной Жемчужины, это значит, принц Элрик, что я сделал за тебя большую часть твоей работы. И тогда по справедливости мне полагается часть твоего вознаграждения.

– Моим вознаграждением будет конец господина Гхо, – тихо сказал Элрик.

– Хорошо, – сказал Алнак, направляясь к Бронзовому шатру, который мерцал и поблескивал, словно полуматериальное творение Хаоса. – Именно это мне и нужно!

Бронзовый шатер состоял из большой центральной камеры и множества маленьких, где путешественники могли отдохнуть и набраться сил. Именно в такую камеру и вошли они втроем, легли на землю и предались размышлениям о предстоящих делах, которые должны были начаться на следующий день. Они не разговаривали, но уснуть им удалось лишь через несколько часов.

Утром Элрик, Райк На Сеем и Алнак приблизились к месту, где недвижно лежала Священная Дева. Остальные, еще остававшиеся в Бронзовом шатре, почтительно отступили. Алнак Креб мягко держал свой жезл снов в правой руке, даже не держал – балансировал им. Он устремил взгляд в лицо девочки, которую любил как свою собственную дочь. Он издал тяжелый вздох, и Элрик увидел, что ночной сон практически не освежил Алнака. Вид у него был изможденный и несчастный. Он повернулся к альбиносу и улыбнулся.

– Когда я увидел, как ты недавно пригубил из этого твоего сосуда, у меня возникло искушение попросить у тебя немного…

– Это снадобье – яд, и оно вызывает привыкание, – сказал потрясенный Элрик. – Мне казалось, я уже говорил тебе об этом.

– Говорил. – Выражение лица Алнака Креба снова свидетельствовало о том, что ему не дают покоя мысли, которыми он не может поделиться. – Просто я подумал, что в данных обстоятельствах мне можно не бояться его свойств.

– Ты так говоришь, потому что не знаешь, что это такое, – убедительно сказал Элрик. – Поверь мне, Алнак, если бы я мог хоть чем-то помочь тебе, я бы сделал это. Но я не думаю, что напоить тебя ядом – это дружеский поступок…

На лице Алнака Креба появилась едва заметная улыбка.

– Верно, верно. – Он несколько раз перебросил свой жезл снов из одной руки в другую. – Но ты сказал, что будешь охранять меня.

– Обещаю. И, как ты и просил, я вынесу твой жезл снов из Бронзового шатра в тот миг, когда ты скажешь.

– Это все, что от тебя потребуется, и я благодарен тебе заранее, – сказал похититель снов. – Итак, я начинаю. Пока прощай, Элрик. Я думаю, нам еще суждено встретиться, но, может быть, не в этом существовании.

И с этими таинственными словами Алнак Креб приблизился к спящей девочке, поместил свой жезл снов на ее немигающие глаза, приложил ухо к ее сердцу. Его взгляд приобрел странное, нездешнее выражение, словно он и сам вошел в транс. Он выпрямился, его слегка покачивало. Потом он поднял девочку и мягко опустил на ковер. После этого он лег рядом с ней, взял безжизненную руку девочки в свою, держа в другой жезл. Дыхание его стало замедляться и углубляться, и Элрику даже показалось, что он слышит какую-то тихую песню, раздающуюся в горле похитителя снов.

Райк На Сеем наклонился вперед, вглядываясь в лицо Алнака, но Алнак его не видел. Своей свободной рукой он поднял жезл снов так, что его крючок оказался над сцепленными руками и его, и Варадии, словно скрепляя, словно связывая их.

Элрик с удивлением увидел, что жезл начал слабо светиться и пульсировать. Дыхание Алнака стало еще более глубоким, его губы открылись, а глаза, как и у Варадии, были устремлены вверх.

Элрику показалось, что девочка начала тихонько бормотать, и на самом деле – от Алнака к Варадии прошла какая-то дрожь, а жезл снов ритмически пульсировал в такт их дыханию и светился еще ярче.

Потом внезапно жезл стал извиваться и закручиваться, с удивительной скоростью двигаться между этими двумя, словно он проник в их вены и двигался вместе с кровью. Элрику это зрелище напомнило клубок артерий и нервов, подернутых сиянием, исходящим от жезла снов. Потом Алнак испустил крик, и его дыхание перестало быть тем привычным движением, каким было раньше. Оно стало поверхностным, почти невидимым, а девочка продолжала дышать, как и прежде, – медленно, глубоко, устойчиво.

Жезл снов вернулся к Алнаку. Он словно возгорался от огня, исходящего из тела похитителя снов, как если бы позвоночник Алнака, его мозг поджигали жезл. Крючок жезла, Казалось, светился от лучей, исходящих из головы похитителя снов, и все его тело начало светиться этим светом, отчего каждая кость, каждый орган, каждая жила стали видимыми.

С девочкой, казалось, никаких изменений не происходило, но когда Элрик пристальнее вгляделся в ее лицо, он чуть ли не с ужасом увидел, что ее глаза из синих превратились в черные. Он с нехорошим предчувствием перевел взгляд с лица девочки на лицо Алнака и увидел то, что ему не хотелось видеть. Глаза похитителя снов теперь были ярко-синими. Впечатление возникало такое, будто эти двое поменялись душами.

Альбинос, хотя и был немало искушен в колдовстве, ничего подобного прежде не видел, и происходившее беспокоило его. Он стал медленно осознавать странную суть профессии похитителя снов, какие опасности таит она, почему лишь немногие практикуют ее, а тех, кто избрал это ремесло по собственному желанию – и того меньше.